Дворцы культуры, спортивные залы, административные здания - это что-то вроде храмов нового времени, роскошные пространства без алтарей, входя в которые человек некоторое время живет просто мощью и очарованием архитектуры. Но у их современников довольно скоро это очарование прошло, ибо то, для чего эти дворцы были возведены, не содержало в себе никакой тайны. Мы уже говорили о торжествующей, избыточной, подавляющей силе ранних сталинских домов, горделиво невнимательной к отдельному человеку – малому винтику государственной машины. Но вот интересно – шедевры этого стиля, его здания, действительно красивые без чрезмерной давящей помпы – все построены после войны. В Твери, (а еще его много во Ржеве) мы этот стиль увидим в большом разнообразии, причем многие проекты разрабатывались именно в Калининской области, и именно для восстановления разрушенных в войну исторических тверских городов.

Например, он есть в районе, который расположился за речкой Лазурью (напоминающей здесь мокрое заросшее камышом и рогозом болото),

...где мы легко можем оказаться, свернув от Московской заставы вновь в город, но уже не по его исторической Ямской слободе, а чуть южнее, где до 1940-х гг. располагалась уже почитай что сельская местность, с полями и деревнями (деревня Быково располагалась за современной площадью Терешковой). Здесь находится один из лучших в Твери образцов застройки в послевоенном неоклассическом стиле, несколько, однако, испорченный в наши дни. Обычно его никак не называют, но старожилы знают его как «Новопромышленный район» к югу от площади Гагарина. Не будь соседства с промзонами, район был бы и по нашим меркам «конфеткой». Но экология жилища – это идея никак не 1940-х гг., а, в лучшем случае, 1970-х. Послевоенное  советское архитектурное мышление вполне нормально предполагало в виде из окон элитного жилья промышленные ландшафты точно так же, как в окна купеческих домов в провинции должны были быть видны церкви.

Впервые с начала нашего путешествия по Твери мы уходим из собственно «исторического» города. Этого района нет в путеводителях по старой Твери, о нем не рассказывают экскурсоводы, здесь редко бывают туристы. Эта застройка оказалась в таком временном «зазоре», когда здание не осознается еще как безусловный предмет внимания любителя старины, но уже перестает быть «обычным». Так бывает, когда возраст района переваливает за шестьдесят-семьдесят. Здесь как раз такой случай.

Улица Орджоникидзе – это широкий прямой проспект, завершающийся Бурашевским шоссе (поскольку «Бурашево» в тверском семантическом поле означает почти исключительно психиатрическую лечебницу, то теперь чаще заменяют на более благозвучное «Тургиновское шоссе»). Интересно наблюдать за этой улицей до бульвара Цанова, параллельного уже железной дороге. Застройка здесь велась постоянно с 1940-х до 1970-х гг., причем велась кварталами, так что вставить новые дома удается редко и только в самую старую часть этого района, где имелись после войны несколько маленьких пятен частного сектора, теперь почти снесенного (скажем, на Озерной улице, пересечение с 15 лет Октября, где частные дома стояли еще десять лет назад).

Заглядывая на пересекающие улицу Орджоникидзе улицы-переулки, можно встретить почти все типы домов, имевшие место в Калинине после войны – и все построены кварталами, комплексами. На Цанова просто заповедник «панелек» ранних серий, массово сносимых сейчас в Москве и уже ностальгически в ней поминаемых,

чуть ближе к проспекту Победы царство кирпичных хрущевок (одно из самых обширных в городе),

а вот от проспекта Победы до Лазури – самый интересный район, маленький, но изящный. Для прогулки рекомендую, по сути, только одну улицу – Ротмистрова, хотя можно выйти и на соседние – Гвардейскую, Резинстроя, 15 лет Октября и другие.

Пересечение улицы Ротмистрова с улицей Оржоникидзе – настоящий шедевр советской архитектуры, испорченный, конечно, современным домом начала 2000-х гг. в перспективе, но – не безнадежно. Этот перекресток, задуманный как въезд в целый элитный квартал, воспринимается, однако, лучше всего, если постепенно подъезжать к нему изнутри квартала, с запада – именно ехать, а не идти, обратите внимание, ходить пешком по этому району менее интересно, чем ехать на неспешной машине.

Еще деталь – при каждом доме есть (или были) оградки и ворота. Они не обязательно особо архитектурно выдающиеся. Встречаются и вовсе простенькие столбики, типовые металлические ограды-прутья. Но они есть, и это заявка на усадебный характер дома. От усадеб здесь вообще многое. И эти пропилеи, слишком явно цитирующие въезды в усадьбы-замки класса Райка, и огромные дворы внутри кварталов,

и четкий ритм домов. Их всего пять-шесть проектов, очень мало индивидуальных вариаций, но остается ощущение классической русской застройки.

Но – чего-то здесь нет. Все смотришь, смотришь, пытаешься понять чего. И вдруг понимаешь – главного дома усадьбы.

Все эти двух- трех-, редко четырехэтажные, элитные, в общем-то дома (в них внутри все удобства и нет (!) однокомнатных квартир как класса – только 2-3-4 комнаты – не имеют точки, к которой стремятся. В сущности – они цитаты регулярно спланированных хозяйственных дворов этих усадеб. Хотя роль таких главных домов здесь пытаются играть монументальные здания по проспекту Победы

и грандиозно задуманные площади Капошвара и Терешковой. Но… Эти площади, этот проспект, являются яркими памятниками – но не только архитектуры, а и того, как погибла великая архитектурная школа.

Дома с пропилеями, дома с мезонинами, дома с колоннами и пилястрами… Их архитекторы поклонялись красоте как понятию, противоположному варварству и разрушению; символом последнего, конечно, была Вторая Мировая война, стоявшая за спиной любого архитектора конца 1930-конца 1940-х годов.

И из какого же мусора все это строилось! Здесь даже старый кирпич из разобранных построек был в большой цене. Часто строили из смеси – старого кирпича, силикатного кирпича, шлаковой крошки и еще невесть чего. Хорошая, местами очень хорошая плотницкая работа, роскошная лепнина, неплохого качества раствор. Но кирпич! И в результате эти дома имеют очень конкретный «срок годности», срок, который, к сожалению, скоро выйдет.

И стимул к красоте, породивший эти кварталы, оказался недолговечен. И на смену мечте, что человек может иметь бесконечный источник счастья от простого ощущения, что он жив, а война закончилась, пришло разочарование. Люди поколения 1960-1970-х уже понимали: это не моя война оставила меня в живых, это не мне надо радоваться на окружающий мир и прикладывать усилия для его украшения. Да и вообще, если в космосе только мертвая материя, какой прок от ее украшения? И где-то в середине 1960-х украшать мир (в смысле - пространство, дарованное человеку) перестали, и явились города, облик которых определили хрущевки.

Если район улицы Ротмистрова еще весь – оригинален и выразителен, то чуть дальше, за проспектом Победы – начинается та серая скудная застройка, которая одинакова в сотнях больших и малых городов и поселков России, и которая фактически уничтожила русский исторический архитектурный ландшафт и русскую архитектурную школу. Площадь Терешковой успели построить до катастрофы на три четверти (три элитных проектных дома и одна хрущевка),

площадь Капошвара – на одну четверть (один полукруглый элитный дом, а все остальное - типовое, три хрущевки и еще более позднее окружение).

Вдруг, в начале 1960-х гг., все смело внезапно победившее массовое архитектурное убожество. И что бы теперь ни говорили о том, что Хрущев «переселил из землянок» людей в «комфортабельное» жилище – в перспективе (и очень близкой!) это переселение означало не просто гибель старой архитектуры. Оно означало перерождение народа, отныне потерявшего право на местные особенности и ставшего поистине равным – вплоть до равенства одинаково подходящих ключей к замкам квартир в разных концах Союза...

© Павел Иванов

Продолжение следует...

Читать по теме

• "Genius loci". Часть XV. Адрес "дядюшки" Солженицына
• "Genius loci". Часть XVI. По тверской Ямской
• "Genius loci". Часть XVII. Пропилеи империи