Заволжский посад в своей исконной планировке напоминал, вероятно, большое село, какие можно еще встретить в том числе и в нашей области, а особенно где-нибудь на Русском Севере, где планировка деревень не подверглась позднему распланированию. Дорога не идет по такому селу прямым проспектом, а рыскает туда-сюда короткими проулочками, лишь в общем следующими одному направлению. Знакомясь с текстом писцовой книги 1626 года (старейшей, которая имеется) все время пытаешься зацепиться в описании за какую-то единую ось, некую "Большую" улицу, продолжение дороги из Новгорода в Москву. Но прямой дороги нет. Описание идет зигзагом, то уходя к реке, то оказываясь где-то на всполье, видимо, огибая большущие, широкие дворы местных «лучших людей». Нет сомнений, что как-то подобным образом и шла большая дорога (далеко не походя на нынешнее Петербургское шоссе), прежде чем выходила на площадку у церкви Воскресения «на большом перевозе» (нынешний храм Трех исповедников). Здесь никто не собирался быстро пропускать транзитного путника. Сначала надо было выжать из него по максимуму от такого неизбежного неудобства в пути, как переправа через довольно большую реку - Волгу.

При нынешнем состоянии археологических изысканий мы только с большой натяжкой можем реконструировать эту планировку. Не помогают и писцовые описания XVII-XVIII вв. Здешние жилые дворы и рядки разделялись слишком большими пустырями, которые писцов не интересовали, а поэтому сказать, за забором ли соседа или через обширную площадь стоял следующий двор, мы не можем. Поскольку здесь никогда не было городских укреплений, то Заволжье и оставалось, по сути, очень большим селом, развивавшимся по законам русского села.

География определила в какой-то степени занятие жителей этого района – они изначально были специализированы на транзитной торговле, перепродаже, хранении товаров, отчасти и на обслуживании проезжающих. Словом, здесь жило купечество, жило близ реки, и ею как удобной дорогой пользовалось для связи с городами Поволжья. Последнее являлось важным фактором несколько большей бытовой и религиозной консервативности заволжского купечества, по сравнению с остальным городским населением.

Как во всех городах, где регулярная планировка была навязана посаду, в социальном составе которого преобладали купцы, в тверском Заволжье она столкнулась с их пассивным сопротивлением. Конечно, у купцов не было возможности отказаться от непременного строительства по красным линиям и по утвержденным проектам. Но у них были возможности для того, чтобы максимально сконцентрироваться в районе своих исконных усадеб, где жили их деды и прадеды. Хотя район и испытал довольно существенный пожар 1773 года, но последний затронул Отроч монастырь и его слободки у Тверцы, которые Заволжьем были тогда еще с долей условности. Основная часть исконного посада, а мы помним, что это район от улицы Благоева и до военного НИИ, никаким пожаром не была затронута. Так что купечество, которое почувствовало, что к 1770-м гг. утопический изначально проект переселения всего города в центр Твери потерпел крах, начало обживаться на старых местах, но в новых условиях. 

К огромному сожалению, нет почти никакой иконографической информации, по которой мы могли бы судить о том, как выглядела эта часть города в конце XVIII - начале XIX века. Словно очарованные «единой фасадой», все художники того времени не обращали внимание на место, с которого они рисовали. Фотографий ранних тоже отчаянно не хватает. Советские реконструкции уничтожили здесь почти всё, и лишь недавно начавшие публиковаться фотографии этого района перед сносом и в процессе сноса, хотя бы отчасти восполнили ту лакуну, которая образовалась перед исследователями. Мы и хотели бы присмотреться к миру тверского Заволжья, когда оно было само собой, да почти лишены этой возможности. Вот обычный случай: это вид на район музея тверского быта с нынешнего Старого моста (фрагмент открытки издания М. Кампель, 1912, "Бабушкин альбом". Тверь, 2005, с 143). Видны, как легко заметить, почти только одни крыши (фото кликабельно).

…Тверские купцы не были супербогатеями. На транзитной торговле нельзя было очень много заработать, а промышленности большой в городе в XVIII веке еще не было. Пример Седовых и Арефьевых – местных купцов первой гильдии в 1 половине XVIII века – был возможен только благодаря тому, что случайная улыбка судьбы концентрировала в руках одного-двух талантливых предпринимателей состояние целого семейного клана (в частности, случай Алексея Григорьевича Арефьева). После кончины этого «отца-основателя» несколько сыновей делили имущество, и все дети в результате оказывались гораздо беднее отца. И все же здешние купцы были достаточно богаты, чтобы вкладываться в каменные храмы. Временем их постройки – 2 четвертью XVIII века - купцы Заволжья не особенно-то и отставали от коллег за рекой. Их храмы чуть позже построены, но больше по размеру аналогичных городских. Убранство сравнивать, увы, нет возможности.

Знакомство с Заволжьем не просто стоит – необходимо – начать с посещения музея тверского быта. Это, во-первых, единственный в Твери музей с интерьерами, позволяющий проникнуться духом города XVIII века. Во-вторых, здесь находится единственный оставшийся нам исторический кусочек этого района – остатки двух усадеб (Арефьевых и Пироговых) на улице Нахимова. К сожалению, ни та, ни другая усадьба, по-видимому, не сохранились так, как они выглядели в XVIII веке. В конце XVIII века регулярная планировка легла здесь не на пепелища, а на вполне сложившуюся городскую среду, формировавшуюся не один век. Гораздо прежде постройки своего каменного дома на берегу безымянного (Киликейского в Средние века) ручья жили Арефьевы, в гостях у которых побывал Петр I. Царь не бывал в том доме, который стоит сейчас на Нахимова, но тот, видевший царя, деревянный дом стоял здесь же, а на его месте когда-то был и другой (другие), где Арефьевы жили и во времена Алексея Михайловича, и при Самозванцах (впервые мы их встречаем уже в 1610-х гг., в числе «лучших» людей посада, поручившихся при составлении договорных документов с Отроч монастырем).

Если мы правильно интерпретируем данные, полученные в ходе недавних исследований тверского историка Инны Поведской, целью владельцев здешних усадеб было при нарезке регулярной планировки отхватить себе такие куски новых кварталов, которые позволили бы им вести привычный еще по дорегулярному времени образ жизни среди «широкого двора», все заборы которого выходили бы на улицу (можно на разные улицы), но не в окна соседу. То есть и усадьба Арефьевых (от которой нам осталось только самое старое здание посада – дом Алексея Григорьевича Арефьева 1762 года постройки - достраивал дом его племянник Петр Матвеевич) и усадьба Петра Ивановича Пирогова с усадебным домом середины 1770-х гг. задумывались в охват торцов соседних кварталов, разделенных  вновь запроектированной улицей (будущей Арефьевской, а теперь – Нахимова). Примерно, вот так (кликабельно):

Любопытно, что второй каменный («новый») дом усадьбы Арефьевых, построенный уже Семеном Арефьевым в 1780-х гг. и погибший в середине 1950-х гг., располагался на углу этого квартала и набережной, принципиально подальше от главного дома усадьбы Пироговых, главный дом которой (уже построенный к 1780-м гг.) выходит на угол улицы Верховской (Горького). Для пояснения воспользуемся фрагментом открытки издания Ф. Муравьева, 1901 года. Обозначим оба дома Арефьева ("а" - утраченный и "а1" - сохранившийся) и угол усадьбы Пирогова ("п" - к началу XX в. здесь стоял скромный домик середины XIX в., появившийся, вероятно, при измельчении прежнего домовладения). Стрелкой обозначено направление современного "Нового" моста. Фотограф стоит прямо на его линии (кликабельно):

Развод купцов-соседей по разным углам тем более поразительный, что на предпочтительную и рекомендованную для каменной застройки красную линию набережной у Пирогова выходили только заборы. Зато на будничную и невидную Верховскую – каменные палаты, выстроенные едва ли не губернским архитектором Федором Штенгелем.

Однако, так – и это следствие традиционного понимания жилья: ты ко мне не пялься в окна, а я к тебе не буду.

«Сталинки» середины 1950-х, в том числе дом №30 по набережной, конечно, нанесли огромный ущерб этой части города, уж тем, что уничтожили редкие богатые дома конца XVIII века. Вот так теперь выглядит вид, запечатленный на указанной открытке 1901 года:

Но они, эти дома середины XX века, что любопытно, привели к неожиданному восстановлению дорегулярной градостроительной ситуации. Уничтожив регулярную планировку, они превратили палаты Арефьева во вполне нормальную и органичную часть своей собственной градостроительной системы, в которой этим когда-то роскошным, но уже в XIX веке безнадежно старомодным домам отводится роль странной игрушки, «предков роскошной забавы», сохраненной как курьез. Так в Ораниенбауме сохранилась «катальная горка», хотя никто после Елизаветы Петровны не собирался заниматься таким придворным увеселением как катание с горы на коляске. Такое чувство близости несерьезной старинной постройки, оберегаемой только ради ее музейного статуса, не покидает возле музея тверского быта.

Кажется, нигде в Твери мы не наблюдаем более такого удивительного анахронизма Средневековья. До советского времени, похоже, можно было обнаружить по Заволжью не одну такую «шахматную» систему застройки, со «спрятанными» друг от друга старинными домами и ситуациями, когда соседи старались разводить дома подальше друг от друга. Конечно, к началу XX века это можно было заметить только опытным глазом, потому что уплотнившаяся квартальная застройка и измельчение владений привели к размыванию изначальных больших усадеб. Но дома-то старые стояли, и можно было много интересного увидеть, оценивая их расположение. Увы, можно было, но не стало. И не станет. Прежнее Заволжье исчезло почти полностью.

© Павел Иванов. В качестве иллюстраций использованы изразцы XVIII века из собрания музея Тверского быта.

Продолжение следует...

Читать по теме

• "Genius loci". Часть XXXVI. Явление "духа места"
• "Genius loci". Часть XXXVII. Посад за Волгой