2013
С момента, когда в Твери были установлены памятные таблички «Рубеж великой битвы за Москву» (почти десять лет назад), не особенно обращали внимание, как выглядит сам этот рубеж в современном городе и что на нем, например, есть, что можно показать туристу или горожанину. А ведь это могло бы стать интересным маршрутом экскурсии, потому что война – такой след в городской среде, который нельзя просто так стереть, даже если зримых памятников немного.
В Твери на фронтовых рубежах 1941 года сохранилось на удивление много старины (а сохранялось совсем недавно еще больше). Война не была в нашем областном центре мясорубкой, как в Ржеве, где в течение месяцев городское пространство перепахивалось артиллерией всех калибров, а земля «костьми была засеяна и кровию польяна» и где, кажется, ни о чем невозможно говорить, кроме как о боли и смерти, спрессованных на крошечном пространстве. А в Твери – в частности, за Волгой – фронтовые рубежи стали последним выступом, за который зацепилось уже выдыхавшееся в середине октября 1941 года немецкое наступление на Москву.
Немцы не планировали наступать главными силами по Бежецкому шоссе. Они методично размесили и сожгли значительную часть Затверечья, где до ледостава оборонялись наши войска, но и после того занимали этот район сравнительно малыми силами. Более того, даже главный удар гитлеровцев на Торжок вдоль Ленинградского шоссе делался силами уже столь небольшими, что, кроме самого шоссе, контролировать другие дороги у них сил не было. В трех-четырех километрах в стороне от большака были деревни, где врагов и в глаза не видели. Понятно, что это все не возникло просто так и что ради этого в том же октябре 1941 года состоялись и рейд 21-й танковой бригады, и наступление на Даниловское нашей 29-й армии. Но факт, который нельзя оспорить (о нем свидетельствует сама Тверь как раз своей сохранностью): сил для войны в городе у немцев было немного, все они были задействованы на флангах. В результате стали возможны и оборона Затверечья (которую в иных условиях танковая группа, будь она тут целиком, и не заметила бы), и фронт по линии нынешней улицы Красина, Волынской и Исаевской слобод. (Здесь, на фотографии, знаменитое немецкое фото подбитого танка Т-34-57 майора М.А. Лукина (21 танковая бригада) у деревни Трояново).
В историческом Заволжье (от Тверцы до улицы Коноплянниковой) после войны уцелело две трети старых домов, но неравномерно: как раз там, где старая застройка еще сохранилась, она почти вся послевоенная. Поскольку теперь этот район почти полностью застроен панельными домами 1970–1980-х годов и новостройками, то экскурсия сюда вряд ли вызовет какие-то патриотические переживания. А до 1970-х на уцелевших частных домах – практически на всех – сохранялись следы пуль и осколков: здесь немецкая передовая была в Огородном переулке (на улице Мичурина). Иные дома были даже продырявлены снарядами, но и их после войны с любовью восстановили. Теперь только в некоторых семьях в альбомах и отдельных вещах, унесенных с собой в панельные квартиры, сохраняется память, что вот, и у нас когда-то был такой дом, который пережил войну… Был, да не стало…
Заволжье в 1941 году было районом интенсивной застройки. Здесь по генеральному плану 1936 года возводились дома по его новой главной оси – улице Мусоргского.
Немецкий аэрофотоснимок (см. ниже), сделанный уже после того, как фашистов выбили из города, показывает необычную картину. На бывшей линии фронта (она по фотографии проведена красным, выше линии - наши позиции, ниже, в городе - немецкие) довольно много домов. И весь район улиц Мусоргского, Мичурина, бульвара Шмидта застроен в разных местах крупными двухэтажными домами, многие из которых сохранились до наших дней. Но видно, что планировка еще только-только проведена: нет устоявшихся привычных улиц, нет заборов, тротуаров, вообще ничего – одни дома в поле.
Покойный Василий Иванович Судаков, дом которого под номером 18 стоит на улице Павлова, подтвердил, что так и было в 1941 году. Война застала Заволжье на подъеме – как сплошную стройплощадку. По улице Мусоргского стояли коробки каменных недостроенных домов, а по бульвару Шмидта на соседнем с Судаковыми участке в деревянном корпусе мастерских техникума (на месте новостройки по Шмидта, 20) были положены нижние венцы. Достраивался этот корпус уже после освобождения города. Когда Судаковы вернулись из эвакуации, дом их – кирпичный, предвоенной постройки – единственный сохранился на улице Павлова, как раз появившейся перед войной. Другие дома осенью 1941 года, пока фронт стоял поблизости, все были разрушены или сожжены. Дом Судаковых не избежал разграбления вражескими солдатами, но хотя бы уцелел.
Меня особенно всегда трогает внимание новых хозяев дома № 18 (это тоже Судаковы) к «фронтовой стене» их дома. И хочется только пожелать им и впредь хранить этот уличный, избитый пулями и минометными осколками фасад. Хотя дом сильно изменился, крыша стала мансардной, от улицы дом отгородил глухой забор – но стена, та самая стена – по-прежнему говорит всем: помни войну.
Для того, чтобы прокатиться по линии фронта и съездить «от немцев к нашим» (наоборот не получится), нужно сесть на 18-ю маршрутку где-нибудь здесь же, в районе бульвара Шмидта. В последние лет пять многие двухэтажные дома 1940-х годов (сейчас даже уже не скажешь, до- или послевоенные) сменились новостройками. И, пожалуй, здесь новостройкам и место, а не в историческом центре. Все деревянные домики по соседним улицам перевезены в 1940–1950-х из деревень, а многие построены из кирпича по одному из очень популярных и на удивление традиционных типовых проектов тех лет. Есть, между прочим, и так называемые «немецкие» дома – или, как их называли раньше, «коттеджи» (с начала 1990-х это слово стало обозначать нечто совсем другое, и это другое тут тоже во множестве присутствует). Старые советские коттеджи – это стильные кирпичные или деревянные домики с удобствами внутри (!), на одного-двух хозяев, строившиеся часто пленными немцами. В районе улицы Красина маршрутка проедет мимо университетского городка на Соминке – это и есть передний край. Немецкий. До нашего – по прямой не меньше километра. На этом фото - один из домов кон. 1930-х - начала 1940-х гг. на ул. Мичурина, его уже можно разглядеть и на немецкой фотографии. Был почти на передовой и - уцелел.
Никаких окопов здесь не сохранилось: их тут почти не было. Фронт шел по узловым позициям в подвалах домов, блиндажах под сараями, артиллерийским позициям за передним краем. Передний край огрызался трассами пулеметов, светил ракетами (при случае немцы могли сжечь и несколько домов для лучшей подсветки). На огородах и сейчас находят иногда военное железо. Но в масштабах все-таки несопоставимых с ржевскими или бельскими.
Советская передовая проходила по тогда еще только-только построенному поселку Вагонников. И поскольку ее также никто не готовил, а сформировалась она сама собой, здесь тоже не было особой фортификации. Жителей, по идее, должны были эвакуировать, но куда эвакуировать в 1941 году, было до ноября еще не очень ясно. Потому, например, моя прабабка и не уехала никуда (Аграфена Кирилловна на этом фото, которое делал мой дед в 1946 году, сфотографирована за стиркой, тоже, кстати, редкий образец жанрового фото тех лет)
Она всю осень провела в своем доме на Совхозной улице (это на окраине поселка Вагонников, дом - на фото ниже, фото 1946 года), хотя русские солдаты произвели в доме примерно то же опустошение, что и немецкие по другую сторону фронта в Калинине.
Маршрутка №18 идет по улице Хромова, мимо микрорайона Юность. У съезда с Горбатого моста нас встречает еще один знак: «Рубеж великой битвы за Москву». Но следов войны мало: город и здесь вполне сохранный – даже мост в основе исторический. Дома заводского поселка по набережной Иртыша, ветхие и аварийные, предвоенной постройки.
Следов войны в виде окопов и оплывшего противотанкового рва много за городом, в Комсомольской роще, и о них нужен отдельный разговор. Все пригородные леса в годы войны основательно перекопаны – и не только леса (и поля потом распахали). Город готовился к обороне и в 1941 году, и в 1942-м. Однако реальные бои произошли не на подготовленной полосе обороны, а чуть дальше. И оборонять пришлось не город, а выход немцев из него. Тем не менее, бои 8-й танковой бригады П.А. Ротмистрова у Николо-Малицы дали нашим войскам несколько драгоценных дней в середине октября 1941 года.
Таким образом, фронт в тверском Заволжье – это царапина. Глубокая, до сих пор видная на теле города, но царапина зажившая. Меня совсем не смущает, когда отмечаю это обстоятельство. Мы так привыкли, что в героической борьбе с врагом обычно оставляли от городов (своих городов!) только золу и пепел, что в случае Твери как нельзя отраднее увидеть хоть некоторое исключение. Тем более что при отступлении и последующих бомбежках немцы изо всех сил постарались наверстать упущенное. Они сильно разрушили центр, превратили в прах цеха заводов и, попутно, прилежащие к ним жилые кварталы. Но они слишком поздно (лишь в 1943 году) поняли, что вернуться в Калинин победным маршем на теплые квартиры уже не суждено. В 1943 году у них хватало других забот, чтобы выделять бомбардировщики для бомбежек Калинина.
А весной 1943 года войну все-таки сдвинули на запад…
© Павел Иванов
Для печати
К началу |
||
- «Genius loci». Часть IV. Кремлевские обыватели
- "Genius loci". Часть III. Тверской центр власти
- "Genius loci". Часть II: Старина и новь Соборной площади
- Стартует новый проект "Genius Loci". Часть I